Пережить и рассказать о пережитом: интервью с остарбайтерами

Во-вторых, знание всей биографии рассказчика расширяет спектр возможных выводов. Предыстория пребывания в условиях рабства может быть рассмотрена с точки зрения возможного влияния подневольного труда на восприятие собеседника. Помимо этого, в анализ можно включить взаимосвязь между рассказываемой и пережитой автобиографией. Согласно Габриеле Розенталь, не только на презентацию автобиографии оказывает влияние сама пережитая автобиография, но и сам акт презентации влияет на подбор воспоминаний о тех или иных событиях.

Реконструктивный анализ интервью, который я использовала, не предполагает наличия заранее установленной исследователем структуры. Человек в своем повествовании сам определяет последовательность событий, по которой и должен ориентироваться исследователь, когда он задает уточняющие вопросы. К тому же, образ и последовательность рассказываемых событий сами по себе дают очень ценную информацию, необходимую для понимания автобиографии. Целью анализа является не обобщение интервью под собственные теоретические системы, а восстановление правил структурирования рассказываемой истории. Самопрезентация биографии имеет смысл только в том случае, когда ее составляющие не разбиваются на отдельные куски, рассматриваемые в процессе анализа в совсем ином контексте, нежели в контексте их возникновения.

Для понимания функционального значения отдельно взятой части для образа автобиографии и правил его становления необходимо в первую очередь восстановление именно самого образа как пережитой, так и рассказываемой автобиографии³. Сопоставляя рассказываемую и пережитую биографии, можно увидеть разницу между прошлым и нынешним взглядом респондента на свою жизнь, или как не сходятся высказывания и утверждения респондента с реальным положением дел⁴.Следует обратить внимание на три принципа, которые при анализе необходимо соблюдать: а) восстановление пережитой и рассказываемой автобиографии при опоре на абдуктивный поход⁵; б) последова­тельный анализ как тематической структуры, так и временного хода событий; в) сопоставление образа пережитой и рассказываемой автобиографии.

При всех плюсах этой методики следует, однако, понимать, что ни интервью, ни итоги анализа не дают достоверных данных об историческом фоне и подоплеке рассказываемого. Эта методика не может, да и не должна, заменять работы с документами из архивов, ибо она не в состоянии дать количественную оценку. Но, со своей стороны, она дает качественный ответ на многие вопросы относительно того, как исторические процессы откладываются в памяти людей.

В данной статье хотелось бы охарактеризовать различия между рассказываемой и пережитой автобиографией бывших остарбайтеров, для чего необходимо вкратце остановиться на окружающей обстановке во время встречи. Особое внимание хотелось бы уделить тому, насколько соответствует или не соответствует самопрезентация жизни реальным переживаниям и с какой целью те или иные события фигурируют в интервью. Есть основания полагать, что время, проведенное в неволе, оказало на сознание и жизнь большинства остарбайтеров куда большее влияние, чем может показаться с первого взгляда.

Более двух третей рассказчиков – жители деревень или маленьких городков. Не раз были озвучены опасения, что по присутствию иностранных гостей соседи могут догадаться о тщательно скрываемом прошлом. Ибо к тому моменту начавшиеся переговоры о возможных компенсациях для остарбайтеров вызывали подозрения у многих людей, тем более что для бывших советских военнопленных компенсации не были предусмотрены.

Часто я сталкивалась с тем, что людям, прежде чем разговориться, приходилось преодолевать заметный барьер. Стеснялись говорить или порой даже отказывались преимущественно те, кто жил в больших городах, и те, кто был репрессирован советской властью. Большинство затруднялось рассказывать об особо тяжелых переживаниях в Германии, иногда объясняя это тем, что им не хотелось бы обидеть моего немецкого коллегу, который, не понимая по-русски, тем не менее, сопровождал меня в двух поездках. В некоторых случаях рассказчики специально попросили определенные моменты ему не рассказывать, боялись, что будут не так поняты.

Они забрали… Беларусь, Россию, Украину и отвезли туда, чтобы мы на них работали. Если бы наши не отвоевали, да Америка, так мы бы были до сих пор рабами у них… И он же немец, он думает, я говорю против их?⁶

Интересно также обратить внимание на то, каким образом менялись форма и содержание повествования в ходе повторных встреч. Особенно бросается в глаза изменение оценки того или иного события. Одна женщина из Белоруссии при первой встрече выразила благодарность двум немецким домохозяйкам, в доме которых она после окончания рабочего дня «подрабатывала» за дополнительное питание. Во время следующей беседы пару месяцев спустя это обстоятельство было представлено в менее положительном ключе. А через еще какое-то время она подробно рассказывала о циничной эксплуатации немецкими домохозяйками дешевой рабочей силы. Очевидно, в идеале нужно было добиваться нескольких интервью.

В некоторых случаях члены семьи⁷ подвергали сомнению сказанное своими родными и зачастую, сравнивая нынешнее отсутствие средств к существованию⁸, утверждали, что питание и условия работы в Германии во время войны были куда более удовлетворительными, воспроизводя, таким образом, сформированный властью дискурс об угнанных в Германию (работа на врага и т.д.). Некоторые из опрошенных мною бывших остарбайтеров, оберегая близких, никогда не рассказывали им о пережитых ужасах. Однако родственники, узнав о том, что их представление о прошлом имеет мало общего с реальностью, иногда настаивали на своем присутствии во время интервью. Несмотря на то, что это противоречило правилам, согласно которым не допускается присутствие на интервью других людей, в двух случаях пришлось с этим согласиться⁹.

Советское прошлое остарбайтеров также повлияло на их поведение в Германии. Многие из них – уроженцы деревень и потому имели лишь скромное школьное образование, мало кто из них до войны бывал в больших городах. Это не могло не сказаться на их сознании. Столкнувшись впервые с большими заводами, с современной архитектурой Германии, молодые граждане СССР испытывали «культурный шок». Во время интервью собеседники часто выражали свое удивление тем, как столь «культурный» народ мог с ними обращаться настолько жестоко.

С другой стороны, образ немцев сложился еще на родине. Стоит учитывать, что начало массовых угонов остарбайтеров совпало с окончательным провалом стратегии блицкрига вермахта под Москвой в 1942 году. К этому моменту сотни тысяч советских военнопленных погибли от недоедания и болезней в немецких лагерях. Оперативные группы целенаправленно уничтожали мирное население. Почти все опрошенные мною жили тогда вблизи от мест массовых расстрелов (в основном коммунистов и евреев). Некоторые поделились своими впечатлениями об этом. Выводы они сделали сразу, как это сформулировал Петр, который был угнан будучи ребенком: «Немцам необходимо подчиняться».

О реалиях в лагерях города Оснабрюка нам из архивов и рассказов известны различные факты, свидетельствующие о гибкой системе управления лагерями¹⁰ В некоторых лагерях для остарбайтеров был установлен режим, во многом напоминающий настоящие концлагеря. Поэтому совсем не удивляют тогдашние опасения угнанных, что им никогда уже не вернуться на родину.

Для того, чтобы изложить имеющийся материал наиболее наглядным образом, необходимо акцентировать внимание на двух примерах.

Случай Оксаны. Оксана, уроженка Кубани (1925 г. рождения), живущая на Украине и сделавшая успешную жизненную карьеру («нормальная биография»), после возвращения из Германии, получив высшее экономическое образование, долгие годы работала начальником отдела на консервной фабрике. Жила она тогда в большом городе без родственников (впоследствии переехала к дочери в деревню). Перед интервью Оксана заявила, что внутренне она давным-давно смирилась с «позорным» фактом своей биографии, преодолела его и более не проблематизирует. Подчеркивая это обстоятельство, она хочет дать понять, что полностью управляет своей жизнью. Это впечатление дополнительно усиливается тем, что Оксана излагает свою биографию в строго хронологическом порядке, не выражая особых эмоций и практически не делая пауз.

Несмотря на то, что повествование начинается с рождения, свое детство – как, впрочем, практически все рассказчики – Оксана, можно сказать, замалчивает. Тем не менее, она упоминает о происхождении родителей и обращает внимание на противостояние отца сталинской коллективизации. Отец был представлен ею как трудолюбивый и бесстрашный человек, это, вероятно, должно подчеркнуть, что то же самое распространяется и на саму Оксану. Отец впоследствии стал лишенцем, но Оксана об этом упоминает мимоходом, поскольку репрессии 30-х годов не вписываются в тему ее рассказа (однако есть основания предполагать, что это повлияло на процесс ее социализации).

В интервью можно выделить, собственно, две большие темы: «про­фессиональный рост и успех в СССР» и «я не поддалась немцам».
В презентации своей жизни эта женщина уделяет большое внимание профессиональному росту и карьере. Тем не менее, она не замалчивает травматические переживания в Оснабрюке, однако она говорит о них или в контексте какого-либо действия, направленного против немецких агрессоров, подчеркивая свою дееспособность в качестве действующего субъекта, или — не от первого лица. Только во втором случае она допускает эмоции, что наводит на мысль о том, что она говорит на самом деле о собственных переживаниях.Неумение говорить напрямую об индивидуальных переживаниях, скорее всего, тесно связано и с тем, что в Советском Союзе мало обращали внимания на переживания и опыт отдельной личности, рассматривая проблемы исторической памяти лишь в их отношении к стране или к народу в целом.

В интервью всячески избегается упоминание о слабостях характера (слабость возможна только в форме болезни. Сама она в Оснабрюке заболела туберкулезом, который удалось вылечить несколько лет спустя).

В целом можно сказать, что Оксана, презентируя себя, стремилась создать впечатление, что клеймо, полученное в силу подневольного труда на врага, никак не помешало ей сделать в Советском Союзе образцовую карьеру.

Теперь посмотрим на анализ пережитой автобиографии, в рамках которого я пыталась восстановить перспективу рассказчика в момент переживания. Эта перспектива позволяет нам иначе интерпретировать рассказанное.

В Германии Оксане пришлось претерпеть унижения, голод и наказания за неподчинение. В лагере военного завода «Карман» она познакомилась с украинскими женщинами, получившими высшее образование и патриотическое воспитание. Общение с ними и помогло Оксане пережить ужасы рабства.

В интервью можно найти немало доказательств того, что клеймо бывшей подневольной работницы сильно мучило Оксану. С помощью профессионального честолюбия она прикладывала всевозможные усилия с целью преодолеть столь позорное прошлое и получить общественное признание. Ее личная жизнь стала второстепенной, но она ею также успешно управляла. Однако даже сделав значительную карьеру в советской системе, она полностью не смогла достичь своих целей. Более того, она даже частично усвоила распространенные предрассудки по отношению к остарбайтерам, вплоть до оправдания послевоенной фильтрации. Оксана говорит, что она сразу же после возвращения домой почувствовала вину, да и до сих пор чувствует себя виновной:

Потому что врага видели в тебе, врага. Ты работал на армию завоевателей, на армию, на эту армию. Вот неприятно это было.

Оксана всегда стояла перед проблемой: каким образом нормальная советская патриотка может объяснить некоторые «позорные» факты своей биографии? Ее пребывание в Германии, таким образом, стало переломным моментом в ее биографии.

Случай Андрея. Андрей, 1922 г. рождения, уроженец деревни в той части Белоруссии, которая была аннексирована Советским Союзом в 1939 г. Его судьба отличается одной интересной деталью. Он был угнан в Оснабрюк, там заболел туберкулезом и в итоге, после лечения в больнице был отправлен на родину – что, впрочем, не являлось редкостью до осени 1942 г¹¹. Затем, полгода спустя, он был мобилизован в Красную Армию и участвовал в освобождении Берлина. Незадолго до этого на фронте он был сильно контужен. Позже он пережил онкологическое заболевание.

Опять начнем с формы презентации жизни. Повествование Андрея не встроено в контекст подневольного труда. Однако он отдает себе отчет в том, что им заинтересовались именно в связи с его прошлым как остарбайтера. Сложилось впечатление, что он в своей презентации отчасти руководствовался предполагаемыми ожиданиями интервьюера.

Изложенное в целом можно интерпретировать как цепочку болезней и травм в сопровождении труда, принуждения и голода. Говоря о своей судьбе, Андрей упирает на невозможность противостоять внешним обстоятельствам, что позволяет ему оправдать неудобные факты своей биографии (в том числе работу на немцев). Принуждению и напряжению он подвергается во все периоды своей жизни, начиная с тяжелого детства, кончая военными годами. Его речь становится смутной, когда он затрагивает тягостные моменты. Он словно бы снимает с себя ответственность, о чем и свидетельствует постоянное понижение действительного возраста на несколько лет. Этот феномен можно наблюдать на протяжении всего интервью.

В интервью фигурирует еще одна главная тема – это его амбивалентное отношение к немцам. Бросается в глаза его воспевание «культурного народа». Изредка упоминается жестокое поведение немецких агрессоров, и именно эти части рассказа сопровождаются наибольшей эмоциональностью. Андрей, еще находясь на родине, был очевидцем массового уничтожения евреев, а в лагере сам был тяжело избит за желание поесть. Однако вслед за этими откровениями Андрей, как правило, стремится акцентировать внимание на достоинствах немцев (например, хорошее обращение немецких медсестер во время его лечения в больнице в Оснабрюке). Все это наводит на мысль о том, что он иногда подсознательно отождествляет себя с немцами.

Во второй части интервью рассказчик часто меняет перспективу: то он рассказывает с позиции победителя, то с позиции жертвы. Повествование чередуется с аргументацией, что позволяет отследить, в какой момент он воспроизводит тогдашнее видение и в какой он говорит, исходя из нынешнего положения. Воспевая «культурный народ», собеседник находится в настоящем времени. Критика и недовольство нынешней жизнью превращаются в хвалебную песню немцам. Но в то же время он и не забывает о совершенных немцами ужасах. Можно предположить, что столкновение с жестокостью еще до угона во многом определило его поведение и самоощущение как остарбайтера.

Стоит обратить внимание, что по мере развития интервью рассказчик все меньше ссылается на неизбежность судьбы и все больше рассказывает о себе как творце собственной биографии, очевидно, желая показать себя с положительной стороны.

Анализ пережитой автобиографии показывает нам, что нашему собеседнику пришлось пережить ряд психических травм в связи с событиями войны. Жестокое обращение и истязания со стороны немцев имели место в его жизни в самом прямом смысле и породили постоянное напряжение. Рассказывая о пребывании в больнице, он упомянул о намерении покончить с собой. В тот момент это казалось преувеличением, так как, судя по всему, туберкулез не был очень тяжелым и шансы на выздоровление были очень велики. Однако в контексте всего пережитого выясняется, что столкновение с жестокостью в разных формах способствовало страху перед возможной гибелью. Он боялся, что не сможет выполнить данное ему задание, но также понимал, что даже полное подчинение не гарантирует ему сохранения жизни.

Немецкие врачи перед отправкой на родину рекомендовали Андрею не заниматься тяжелым физическим трудом в течение года, чтобы все раны в легких зарубцевались. В интервью Андрей жалуется, что родственники не верили в его неработоспособность после возвращения домой. Только сославшись на совет немецких врачей, он мог защититься от придирок семьи, и эта ситуация породила у него частичное отождествление с немцами.

Биографического кризиса у него не наблюдается благодаря тому, что он, поучаствовав в освобождении Берлина, приобрел перспективу победителя.

Доминирование в рассказе Андрея болезней объясняется последствиями постоянного физического и психического напряжения и переутомления, которыми он готов поделиться. Эту форму слабости он может допустить, раз ему удалось их преодолеть. Однако о психических травмах¹², полученных вследствие пережитого рабства, он научился не говорить.

Подводя итоги, можно сказать, что переживание рабства сильно сказывается на сознании и во многих случаях определило дальнейшую судьбу пострадавших. Однако редко бывшие остарбайтеры осознают, до какой степени последствия принудительного труда в Германии повлияли на их самоощущение и формы поведения. В условиях многолетнего замалчивания истории остарбайтеров им следовало забыть о своем «позорном» прошлом. В послевоенные годы они были наиболее стигматизированы, и это отразилось на всей их дальнейшей судьбе. Именно в это время большинство бывших подневольных рабочих пребывали в возрасте, когда определяется будущее (выбор профессии, получение образование, вступление в брак), между тем выбор их был жестко ограничен. (Например, некоторые женщины не скрывали своей горечи относительно того, что замуж выходили в итоге не за тех, за кого хотели, потому что женихам-военным, например, подобный брак грозил концом карьеры.)

Исследование выявило еще одно следствие давних событий: стало понятно, что история остарбайтеров отразилась на их детях и внуках. Это влияние и его последствия должны стать предметом дальнейших исследований.